Незнакомке с портрета времен Аркадии

евинности улыбка, глаз сиянье,
Едва заметной родинкой укор
Любви изящной — словно оправданье
Пиита хрупкого — всегда смущенный взор,
И этот столь желанный разговор,
Похожий больше на души терзанья —
Любви стенанье, что ведёт свой спор
С Амуром хитрым, жаждущим признанья!

Весёлой юности глаза твои полны:
Ланиты нежные и уст весёлый трепет.
Кто вправе их лобзать, чтобы вины
Не чувствовать? А сей невинный лепет,
Что источает легкость, коей светит
Душа твоя в объятьях тишины?
Он образ твой навек строфой отметит
И песней пропоёт в лучах луны!

Бежит греха изяществом лозы
Твой образ, так, как будто на иконе
Изображён, и сладостью росы —
Моя любовь, что держишь ты в ладони, —
Та роза белая, которой все в поклоне
Поют любовь, как ветер для весны
Несёт дожди и сладость в страстном стоне
Света, рождённого из первобытной тьмы!

Пиит хмельной, Аркадию прославив,
Тебя в неё пастушкой поселив,
Как будто дланью трепетной разгладив
На струнах лютни солнечный мотив,
Спешил к тебе, как Фавн! Так ретив,
Преследуя тебя в любви и сладив
Беспечности святой строку, решил
Искать всегда тебя по всей Элладе!

Как Пан Сирингой юной околдован,
Спешил за ней, не ведая дорог,
Так вдохновлен пиит, тобой взволнован,
А был когда-то неприступно строг.
Но ныне, как любовью занемог,
Спешит испить твой взор до дна, что полон
Ласки Венеры! Ах, каков порок —
Любовью породить преступный слог!